Мартовские колокола [Litres] - Борис Батыршин

Кувшинов делал вид, что подкрадывается к добыче, «волчата» присели, и песня зазвучала тише.

Когда охотник изобразил прыжок на «зверя» и «заколол» его короткой палкой (с такими упражнялись на разминках по фехтованию и штыковому бою), мальчишки вскочили и завыли, подражая «тотему» клуба – волку.

– Ну все, строимся!

Ромка вышел вперед и поклонился на восточный манер. Тоже новинка – первые дни ребята упивались тем, что приветствовали так друг друга и в гимназии, и на улице. Представьте, в гимназической-то форме – цирка не надо, укатайка…

– Ну что, разминка? В стойку… начали?

По рядам прошло движение:

– И-и-и…

Ромка начал размеренно декламировать «Ночную песнь джунглей», отмахивая руками удары и стойки обязательной разминки. «Волчата» вторили вожаку…

Глава 3

– …В общем, нас пока спасает одно, – говорил Виктор, вытирая со лба быстротвердеющую смесь цементного раствора и пота. – Этот отнорок с порталом не связан с метро. А иначе – хрен бы мы тут так свободно бродили. И хрен бы мы вообще смогли пользоваться этим выходом. Все бы давным-давно перекрыли решетками, а то и вовсе заварили!

– Это да, – согласился Дрон. – Я когда увидел те две решетки, сразу подумал – наверняка они тоже в тупики ведут. Ну откуда в пяти минутах от Кремля подземный лаз в метро – и без контроля!

Дрон оказался прав. Один из тоннелей через пару десятков шагов круто заворачивал и утыкался в монументальный тупик – пробку из сплошного бетона. Второй тянулся дальше, и этот тупик оказался не столь капитальным – стенка из листового железа, из-за которой с регулярностью в несколько минут накатывала волна оглушительного грохота, – за тонкой железной преградой пролегал тоннель метро. Лист, замыкающий тупик, осмотрели; сварным швам, оказалось, самое малое пара десятков лет, причем не нашлось ничего похожего на люки, петли, болты – чего-то, позволяющего заподозрить, что тупик может превратиться в проход. Однако же Геннадий решил подстраховаться и «подпереть» лист парой рядов кирпичной кладки, а то мало ли кому придет в голову простучать железную стенку! Если вместо гулкой пустоты послышится глухой стук – любой решит, что там толстая стена, и пойдет искать другой объект для любопытства. Заодно – и звукоизоляция; Дрон рассчитывал укрыть кирпичную стену найденными здесь же, в тоннеле, матами из стекловаты, чтобы устроить в длинном коридоре стрельбище.

На возведение «лжестены» ушло недели две – работали неспешно, таская кирпичи по несколько штук, здраво рассудив, что если за столько лет тупик никому не понадобился, то уж пару недель как-нибудь да простоит.

Больше в изолированных таким образом тоннелях не нашлось ничего ценного. Турбина воздухонагнетателя, железные гермодвери – и очень много пыли. Разве что городской телефон в бытовке за порталом – он, как выяснилось, работал и даже был подключен к городской сети.

Осмотрев подземный схрон, Геннадий одобрил сделанную работу. Слабое место осталось одно – тот самый заброшенный подвал, из которого вел под землю вентиляционный колодец. Но тут уж делать было нечего – ни о каких попытках арендовать подвал речи быть не могло. Организация, занимавшая дом, проходила по ведомству министерства культуры и была настоящим оплотом старого режима: «Нас не трогают, и слава богу». С одной стороны, это неплохо – можно было надеяться, что подвалом еще лет двадцать никто не заинтересуется, а с другой – все попытки хотя бы на время завладеть ценным объектом были заранее обречены на провал.

В итоге были выработаны простейшие меры безопасности: у всех гермозатворов, перегораживающих коридор, Дрон не только снял штурвалы кремальер со стороны вентшахты, но и, матерясь, срезал болгаркой граненые штыри, на которые они насаживались. Теперь отпереть гермозатворы можно было лишь со стороны портала; проход со стороны вентшахты открывался с обратной стороны строго по графику, и никак иначе. Сами гермозатворы внушали уважение – ни ножовкой, ни монтировкой их было не вскрыть, так что случайно забредших в подземелье диггеров можно было не опасаться.

И тем не менее Геннадий категорически запретил устраивать в подземелье двадцать первого века любые объекты: склад, базу – ничего. Даже порядок в бытовке наводить запретил. Соратники согласились – перед любым визитером откроется картина запустения, длящегося не один десяток лет, и никаких следов «свежей» активности!

Так что все, переправленное из будущего, пришлось складировать на той стороне. Благо квартал, в котором расположился вход в подземелье, был застроен какими-то лабазами; первые этажи угрюмых домов (ничуть не изменившихся внешне за сто тридцать лет) оказались заняты грязноватыми лавчонками, торгующими чем попало – от конской упряжи до луженой посуды. Никаких государственных контор, никакого средоточия имперской власти, каким стал Кремль в позднейшие времена, здесь и в помине не было – повсюду пузырилось, распространяя запахи гнили и дешевой кухни, море мелкой торговлишки, в котором можно было скрыть все что угодно.

Так что снять подходящее помещение оказалось проще простого: оно нашлось прямо в том самом дворе, где находился заветный подвал. Он достался Бригаде как бы в нагрузку за дополнительные три рубля в месяц – и с этого момента они могли творить там все, что хотели. Хлипкая щелястая дверь немедленно была заменена на крепкую, дубовую; перед ней приладили солидную кованую решетку. В комнатах наверху постоянно дежурили «бригадовцы» из числа набранных Дроном ветеранов майдана – пока таких рекрутов удалось «привлечь» десятка полтора. Неделю назад их по одному-два начали перебрасывать в прошлое.

Узнав о том, в какие игры на самом деле предстоит теперь играть, новички с упоением окунулись в жизнь «зазеркалья», так что забот Дрону прибавилось – надо было держать буйных подчиненных в ежовых рукавицах. Пару раз доходило до мордобоя; а однажды Дрон в ответ на заявление в стиле «не нравится – не надо, я и без вас проживу» – заявил бунтовщику, что из Бригады он выйдет теперь только с пулей с башке, причем либо по ту, либо по эту сторону портала. Впрочем, пока дисциплину в рядах удавалось поддерживать на должном уровне.

Новобранцев не баловали путешествиями во времени. Каждый из них, перед тем как отправиться «на ту сторону», получал туманные предупреждения – и давал согласие на полугодовую «службу» вдали от дома. Истинный смысл заключенного «контракта» открывался лишь на «той стороне» – и с этого момента новички безвылазно жили в Москве девятнадцатого века. Дрон с Виктором организовали на базе систему дежурств; каждый из новобранцев, кроме необходимых одежды и документов, получал небольшую сумму карманных денег – руководители Бригады прямого действия поощряли личный состав к тому, чтобы вживаться в обстановку и привыкать к повседневной жизни предков.

К работе под землей новичков на всякий случай не допускали; Виктору, Дрону, а иногда и Олегу, когда он выбирался из своей библиотеки, приходилось самим возиться с кирпичом и раствором.

Снаряжение, оружие и оборудование, закупленное в двадцать первом веке на «кокаиновые» деньги, доставляли из будущего тоже они сами. Новичкам оставалось лишь чистить и собирать-разбирать новенькие «сайги», а также «винчестеры» и разномастные револьверы, приобретенные уже на этой стороне, да удалять следы ржавчины со стволов времен Великой Отечественной, попавших на черный оружейный рынок с длительного хранения. Арсенал рос день ото дня; Дрон с Виктором даже протащили через портал парочку легких скутеров – больше из спортивного интереса: никто пока не рискнул проехаться на них по булыжным мостовым старой Москвы.

Виктор потерял сон – стоило сомкнуть глаза, как ему начинали сниться скандалы, которые устраивают новички в Охотном ряду или на толкучке Старой площади; драки с полицией или хитровскими портяночниками, которые непременно затеют буйные подчиненные. Пару раз эти кошмары едва не стали реальностью – и лишь обильные отступные помогли избежать неприятностей.

– Недурственно, юноша, очень даже недурственно!

Репортер расхаживал по комнате, рассматривая новенькую, с иголочки, обстановку. Дубовые конторки, шкафы для картотек, приобретенные в мастерской, снабжавшей мебелью казенные департаменты; огромная, во всю стену, карта Москвы; коричневая гимназическая доска, пока еще девственно-чистая; массивный, бурого цвета сейф.

Яша сидел в начальственном кресле за столом – своим собственным столом! – и наблюдал за Гиляровским. Ремонт закончили всего два дня назад, и по этому случаю фасад лавочки вместо привычной вывески «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам» украшала скромная, шириной в две ладони, медная табличка: «Яков Гершензон и компаньоны. Консультации по вопросам коммерции. Доставка корреспонденции выбывшим адресатам. Помощь в розыске пропавшего багажа».